Россия и Евангелие: вызов «сильной руке»

• Автор: Божидар Маринов
• Оригинал: http://americanvision.org/5592/russia-and-the-gospel-challenging-the-strong-man/
• Перевод: Антон Коваленко
• Редакция 2 (черновик)

«Я победил империю, но так и не смог победить самого себя.»

Так сказал незадолго до смерти Петр Великий, правитель Российской империи в 1682–1725 гг. Для этого были веские причины. Управляя судьбой миллионов людей, он не мог справиться с приступами эпилепсии, не мог победить страсть к питию и пиршествам, которые разрушали его здоровье. Он глубоко изменил Россию: тот, кто видел её в 1682 г., не узнал бы страну в 1725 г. – в год смерти Петра I. Но он не мог управлять собой; не мог изменить своё поведение и личную жизнь даже тогда, когда сам видел в этом нужду.

Не стоит удивляться, что Петр не смог победить самого себя. Прежде всего, в его идеологии не было места понятию "самого себя". Его идеология и его восприятие реальности были с раннего возраста подготовлены к тому, чтобы считать подлинно существуюшей лишь Империю. Для личности не было места в русской мысли и русской культуре. Личность существовала только как винтик огромного механизма, как элемент множества. Идея личности, существующей отдельно, согласно собственным правилам и принципам, была чуждой для Петра, как и для большинства его русских современников; их образ мышления был с нею несовместим. Мышление самого Петра не оставалось полностью неизменным: посещая страны победившей христианской Реформации, он все-таки приобрел некое неопределенное, инстинктивное уважение к ценности человеческой жизни – и к жизни господина, и к жизни раба (болезнь, которая привела его к смерти, была вызвана тем, что он плавал в холодной воде, чтобы спасти тонувших солдат). Но его взгляд не проник в глубину западной цивилизации, не постиг её духа: он замечал лишь технологические достижения и мощь военной машины, создавшей могучие империи. То ощущение ценности человеческой жизни не помогло ему понять идею личности как морального субъекта. Его идеологии – нет, его теологии – не хватало для того, чтобы воспринимать человеческое существо подлинно существующим.

Только Империя имела значение. Петр, как и остальные люди, служил идеалу великого государства, задача которого – завоевание народов. Он пытал и казнил собственного сына за несогласие с его политической линией. Он полностью изменил – государственным указом – богословие и богослужение российской Церкви, приводя их в соответствие новой Империи. Каждый житель России должен был стать европейцем – по воле централизованного государства, а не по собственному выбору. Никакого собственного выбора и не было: никто в такую вещь не верил, и Петр ничего не сделал для того, чтобы это изменить. Он пошел коротким путем: попытался сделать Россию цивилизованной через государственную власть. Если отдельные люди ничего не значат, стоит ли беспокоиться о том, чтобы изменить их мышление, их души, их мораль? Зачем учить их справляться со своими старыми привычками, зависимостями, страстями, если того же результата можно достичь указом центральной власти, которой будут повиноваться под угрозой наказания?

А тогда – зачем менять самого себя?

Эта проблема была в России всегда – возможно, не с самого начала, но с того времени, как децентрализованный союз племен и городов, известный как Киевская Русь, разрушился в междоусобных войнах и покорился монгольской орде в 1240 г. Новая Россия, возникшая на его месте и победившая его врагов, не имела ничего общего с прежним свободным порядком. Она окончательно превратилась в общество победившего коллективизма с пирамидальной структурой, где каждый человек (даже купец и предприниматель) существовал ради централизованного московского государства. Военные победы московских великих князей над монголами на востоке и над польско-литовскими и немецкими рыцарями на западе ещё более укрепили эту центральную власть.

Ко временам Ивана Грозного (XVI в) Россия окончательно стала тоталитарным государством; от вершины до самого дна население находилось в рабстве у центральной власти. Человек существовал не для себя и не ради своего стремления к счастью, но только ради государства. Православная церковь не оказывала заметного сопротивления: не имея богословского представления о личности и её роли в политике и обществе, Церковь лишь подкрепляла этатистскую идеологию русских царей. Реформация XV в на какое-то время всё же нашла место в сердце людей и простых, и знатных. К сожалению, она была слишком сосредоточена на религиозных обрядах, чтобы предложить общественную и политическую альтернативу укрепляющейся централизованной власти. В 1504 г. российское государство нанесло ответный удар. К 1533 г. русская реформация умерла. Царская власть овладела всей страной и поставила Церковь под жесткий контроль империи. С тех пор в России так и не было никакого опыта широкого распространения индивидуалистических идей. Всё существовало для государства. Новая религия – российская государственность – утвердилась прочно, и вне государства не могло существовать ничего.

Со временем даже казаки, свободный степной народ, склонили голову перед московской империей. Они сопротивлялись несколько столетий. Некоторые из них возглавляли мятежи против центральной московской власти; наибольших успехов добились Стенька Разин в XVII в и Емельян Пугачев в XVIII. Но даже Разин и Пугачев не предлагали ничего похожего на идеологию личной свободы; и тот и другой объявляли целью мятежей "восстановление законной царской власти", а не искали свободы и справедливости для всех. На Западе была Хартия вольностей, были вольные города, была Реформация и её плоды – Швейцария, Голландия, Англия и Шотландия, со временем – и Америка. Ничего подобного не было в России. Вся общественная и политическая жизнь – даже восстания, даже жизнь Церкви – протекала в контексте централизованного тоталитарного государства. Личностей, достойных упоминания, попросту не было. Именно поэтому Петр I и не думал о личностях как о достойных упоминания, или достойных того, чтобы быть наученными моральному самоуправлению и самодисциплине. Не думал он так даже о собственной личности.

В декабре 1825 г., через сто лет после смерти Петра I, группа молодых офицеров организовала переворот в Санкт-Петербурге. Во время войны с Наполеоном молодые люди побывали с оккупационными войсками во Франции и Германии, и это открыло им глаза на пропасть, разделявшую идеологию и общественное устройство Европы и России. Восстание декабристов закончилось очень быстро. Они так и не поняли, что у проблем России есть более глубокая причина – идеологическая и богословская. Хотя они стремились к идеалам самоуправления и личного достоинства для всех людей России, к ним не примкнули увлеченные массы людей, жаждущих свободы и справедливости для всех. К 1825 г. государственной религией стало государство. В религии и была проблема: пока общество поклоняется великому идолу Государства, свобода недостижима. Религиозная проблема не решалась политическим переворотом; религиозного основания свободы, представленного на Западе Реформацией, в России не было.

Через 92 года после восстания декабристов, летом 1917 г., когда у России было первое либеральное (в европейском смысле слова) правительство во главе с Александром Керенским, оно не имело никакой народной поддержки. Лишь немногие люди в России понимали идею свободы от государственного контроля. Религиозные убеждения российского населения все еще требовали централизованного государства, принимающего за подданных все решения. Идея личного самоуправления не была популярной. Несколько месяцев спустя правительство Керенского проиграло большевикам. Последовала гражданская война 1918-1923 гг. – борьба двух груп государственников: белых-монархистов и красных-коммунистов. Свобода личности не обсуждалась и вообще не предлагалась в качестве политической цели.

Государство было воплощением бога на земле. Россия реализовала идеал Гегеля задолго до Гегеля, и намного более последовательно, чем на его родине, в Пруссии.

Когда Гитлер вторгся в Россию, Сталин вытащил из пыльных кладовых старые религиозные гимны царской армии и использовал их практически без изменений для поднятия боевого духа своих войск. Религиозный пыл, двигавший войсками в битвах за власть царей, был вновь использован в борьбе за коммунизм. Ничего не изменилось.

Могло бы показаться, что Россия прошла через великие преобразования при Петре и при коммунистах, но на самом деле – духовно не изменилось ничего. Один и тот же главный идол – идол Государства – оставался во власти в течение столетий, с 1400-х гг.. Даже после падения советской империи в 1990-е, нерешительно-либеральное правительство Ельцина рано или поздно уступило возвращению культа государства под властью бывшего агента КГБ Владимира Путина. Культ государства оставался в России официальной религией.

А где же была Церковь?

Русская православная церковь постепенно сдавалась. Она становилась всего лишь ветвью централизованной московской власти, чем-то вроде Министерства религии – и служила любому, у кого оказывалась эта власть. Сначала она служила царскому режиму. При большевиках ей приходилось нелегко до тех пор, пока Сталин не решил, со своей обычной расчетливостью, использовать её возможности пропаганды, чтобы объединить население России против немцев в 1941 г.. От Церкви ожидали, что она будет служить государству, и у неё не было сил сопротивляться; не было и идеологии сопротивления. Её подчинение идолу государства стало настолько полным, что когда несколько лет назад её Патриархом стал Кирилл (в прошлом связанный с КГБ, и это общеизвестно) – никто не выразил удивления. Тот же Кирилл первым поздравил белорусского диктатора Александра Лукашенко с победой на выборах в 2010 г. И он же несколько недель назад назвал путинскую эпоху «чудом Господним», осудив демократические протесты, требующие политических реформ и верховенства права [в оригинале "rule of law", трудно поддающееся переводу – прим. пер.].

В России есть «сильная рука»; речь не о том конкретном правителе, который сейчас находится в Кремле. Все эти века в России господствует религия коллективизма и этатизма [государственничества, культа государства – прим. пер.] – религия, которая трудноотличима от верований языческого Рима, от культа кесаря. Как и в языческом Риме, эта религия заставляет другие религии приспособиться и подчиняет их себе. Религия этатизма в России приспособила для своих целей даже христианство. Культ государства – та самая «сильная рука», отвергающая само существование личности, её жизнь, свободу и собственность, если личности не служат коллективному государственному идолу.

Проповедовать России Евангелие невозможно, пока христиане не бросят вызов этой «сильной руке».

В одной из предыдущих статей, «Миссионеры с топором», я писал, что миссионер никогда не завершал свою работу успешно без борьбы с главным идолом, которому поклоняется общество. Проповедуя германским племенам, св. Бонифаций обнаружил, что новообращенные христиане, не вооруженные видением, которое противостояла бы господствующей религии общества – со всеми её общественными и политическими следствиями – вновь возвращались на путь язычества. Бонифаций должен был бросить вызов этому идолу – богу Тору, который через силу и коварство управлял остальными богами, а значит, и миром людей. Бонифаций сокрушил священный дуб Тора своим топором, и все германские племена обратились в истинную веру почти сразу.

Трудно сказать, возможно ли столь же быстрое обращение России. В одном я уверен: до сих пор ни один миссионер, ни один проповедник, ни одна церковь, никто из учителей христианства не бросил вызов тоталитарному государству и его культу в России. Миссионеры-евангелисты и реформаты хотя и устремились в Россию в большом количестве после падения СССР в 1991, до сих пор касались только периферии российского общества (и того, на чем оно стоит). Они проповедовали личное спасение, но не саму личность: осталась в стороне ценность отдельного человека в глазах Бога, личное достоинство человека в политике и в общественной жизни. Идол российского государства никогда не сталкивался с религией, которая бы отрицала его главенство. Никто в России не «поступа[е]т против повелений кесаря, почитая другого царя, Иисуса» [Деян. 17:7].

Долгосрочно успешная проповедь Евангелия в России должна начаться с одной важной идеи, которую приносит Благая весть тем, кто её принимает: с либертарианства. С ценности отдельного человека в глазах Божьих, с ценности отдельной человеческой жизни, со свободы индивида следовать своему призванию от Бога. Пока усилия проповедников и миссионеров не затрагивают приносимую Евангелием свободу (и в политическом, и в общественном измерении), протестантское христианство станет лишь очередным трофеем для российского государственного пантеона; протестантам позволят существовать, пока они не раскачивают лодку и не противостоят абсолютной власти правителей. Русские люди, говоря обобщенно, в течение столетий воспитаны думать о себе как о слугах Империи, как об орудиях – проводниках её владычества. В качестве объединяющего стержня обществу предлагается патриотизм – определяемый, разумеется, как прославление государства. Общество, которое воздает славу государству, не может воздать славу Бога. Потому первая задача миссионера – проповедовать против прославления государства, показывать явленную в Библии ценность отдельного человека, и его место перед Богом и в обществе.

Стремясь к этой цели, проповедник должен понимать, что служение идолу тоталитарного государства привело население в рабство, в глубокую зависимость от государственной заботы, государственных решений, государственных указов. Когда я посещал Россию в 2003 году и говорил о домашнем обучении детей, самый частый вопрос, который задавали мне хозяева, звучал так: «А это законно?». И это были христиане, твердые в своей вере. Некоторые из них в прошлом были преступниками; отсидели свой срок, вернулись к семье, основали церкви, уча и проповедуя слово Божье в безбожном обществе. Но когда дело дошло до конкретных действий (до того, чтобы самим учить своих детей, а не отдавать их неверующим), первый вопрос был не о том, соответствует ли это Библии, а о том, законно ли это. Для их восприятия и мышления государственная «законность» все еще остается важнее, чем требования Библии.

У миссионера в России должно быть богословие, которое способно побороть в обращенных христианах психологическую, экономическую и социальную зависимость от государства. Он должен иметь представление об обществе, способном выжить без опоры на государство в делах управления, образования, благосостояния, бизнеса, семьи и веры. Такое свободное общество начинается с того, что люди учатся основным навыкам свободного человека – учатся принимать решения независимо от земных человеческих институтов, основываясь только на послушании Богу и преданности Ему. Без такого взгляда на отдельного человека как призванного владычествовать, давая отчет самому Богу, чары государственного идола не могут быть разрушены: сколько бы людей не обратилось под влиянием проповеди, они будут вести себя так же, как начинали обращенные св. Бонифацием: будут поклоняться Богу в воскресенье и Тору с понедельника по субботу.

Эту весть нелегко принести в Россию. В отличие от предшествующей миссионерской деятельности, она приведет к конфликту с властями; правительство будет охранять свою власть над умами и сердцами подданных и за ценой не постоит. Для многих американских миссионеров эта задача может оказаться неподъемной. Российское государство всегда относилось с подозрением к разговорам о либертарианстве и личной свободе; а если такие речи будут поддержаны силой Евангелия, власти могут серьезно забеспокоиться. Тем не менее, именно эту весть и необходимо проповедовать – либо через интернет-публикации на русском языке, либо через тех русских людей, которые пришли к спасительному знанию Христа и понимают всеобьемлющую природу Его Евангелия.

Трудно это или нет, но делать это необходимо; «сильной руке» надо противостать и победить её. Перед нами целый мир, и нам надо победить его Евангелием; приступим же к работе.